Культурные задачи нашего времени - Страница 13

Впрочем, было бы неправильно понять это в том смысле, что автор, напр, художественного или научного произведения не может дать в нем нового содержания, помимо того, какое уже выработалось до него в труде и опыте его коллектива. Напротив, — каждый из членов коллектива мог дать что-нибудь новое в общую сумму этого содержания; и автор, разумеется, не составляет исключения, а в большинстве случаев та доля, которую он сам вносит, даже значительно больше, чем каждая из тех, которые внесены его безымянными сотрудниками. Особенно это очевидно в научных открытиях: когда, напр., Галилей открыл спутников Юпитера, то это было для астрономии совершенно новыми данными. Но открытием оно было не потому, что один Галилей в известный момент увидел то, чего не видели другие, — а потому, что после того всякий мог и должен был увидеть то же самое в указанных Галилеем условиях. Если бы было иначе, если бы новое содержание было «чисто-индивидуальным», т. е. существовало для одного Галилея, то оно было бы галлюцинацией или сновидением, а не открытием. На деле оно обладало объективностью, или, что то же самое, социальной значимостью. А культурно-важным оно было отнюдь не потому, что вообще заключало в себе нечто новое, но потому, что серьезно затрагивало интересы общества, потому что имело влияние на его идейную и даже экономическую организацию. В ту же свою зрительную трубу Галилей впервые увидал целые десятки тысяч «неподвижных звезд», которые раньше были недоступны человеческому зрению. Но не только любые четыре из этих десятков тысяч, а и все они вместе взятые не представляли такого важного культурного факта, как четыре «медичисские», крошечные светила. Из двух конкурировавших в то время способов организации астрономического материала это новое данное наиболее гармонично укладывалось в рамки того, который назывался «системой Коперника», а не того, который назывался «системой Птолемея». А выбор одного из двух определял судьбу астрономии, науки, регулирующей и человеческий труд в его целом — своим разделением времени, — и специально такие важные его отрасли, как сельское хозяйство, а особенно мореплавание, и другие виды передвижения по естественным путям, когда только определение широты и долготы создает надежную ориентировку. Для разрешения этой последней задачи открытие Галилея кроме того непосредственно давало наилучший метод — вычисление точного времени и долготы на основе затмения спутников Юпитера; — и организация мировых торговых сношений была значительно облегчена, что ускоряло развитие буржуазного общества на месте прежнего, феодального.

Как видим, новое содержание, вносимое культурно-активной личностью в опыт коллектива, может быть очень важным. Не менее важным бывает иногда изменение методов организации того же опыта, вносимое отдельной личностью, чему примером может служить роль Коперника. Но в социальной среде происходит подбор, который принимает или отвергает новое содержание, как и новые методы, — который сохраняет их в виде «полезного открытия», или уничтожает в виде «нелепой фантазии». Да и самое открытие личность может сделать, лишь всецело опираясь на предыдущей труд и опыт своего общества. Не ясно ли, что в конце концов «автор», «творец», «гений» есть просто — точка приложения созидающих социальных сил, которые в нем концентрируются и через его сознание вырабатывают себе новые формы?

Как создаются в жизни масс, в их труде и обыденных отношениях, те элементы идеологии, которые потом собираются воедино различными «творцами», и как там же вырабатываются методы для организации опыта, которыми эти «творцы» необходимо пользуются — этот интересный и важный вопрос требует отдельного исследования. Здесь для научного анализа мог бы всего лучше проложить дорогу художественный анализ беллетристов — знатоков народной жизни, как для учения Маркса о классовой психологии в значительной мере проложили дорогу социально-бытовые романы Бальзака. Для нас же в данный момент важно лишь одно: не из произвола личностей, а из трудового бытия коллективов вырастает духовная культура.

XIV

Теперь, если нам говорят, что какой-нибудь общественный класс неспособен к самостоятельному культурному творчеству, то мы должны понять это таким образом, что данный класс неспособен к самостоятельной организации, к сплочению своей массы и установлению живой связи своего опыта. Если так говорят о рабочем классе, то мы сразу видим, что это даже, в сущности, не клевета, ибо нельзя назвать клеветой то, что так явно противоречит очевидности — а безнадежная мечта тех, кого устрашает и огорчает происходящий в действительности процесс организации новых общественных сил.

Когда же нам разъясняют, что своей собственной культурной жизни пролетариат не в силах развить потому, что рабочим индивидуально не хватает свободного времени, а также обеспеченности, то в этих соображениях обнаруживаются две существенных ошибки:

во-первых, весь культурный процесс представляется в грубо-индивидуалистических формах — в виде писания книг отдельными авторами, рисование картин отдельными художниками и т. под.; сразу упускается из виду вся та часть культурной работы, которая протекает в массах анонимно и безлично, слагаясь из неуловимо-малых элементов; а это и есть основная, первичная часть классового творчества, и наиболее значительная;

во-вторых, работа индивидуальная понимается ложно, как нечто первоначальное и абсолютное, не вытекающее из самого существа жизни коллектива, и потому настолько случайное, что оно не будет реализовано, если у той или другой отдельной личности не окажется значительного досуга и достатка.