Культурные задачи нашего времени - Страница 23

Поставленные вопрос приводит нас к идее Пролетарского Университета.

Читатель легко поймет, что употребляя, за неимением другого, старое название «Университета», мы имеем в виду организацию совершенно иного типа, чем нынешние буржуазные храмы науки. Новое содержание нуждается в новых формах. Две основные черты господствующего теперь академического строя, дробление по специальностям с одной стороны, идейно-авторитарные отношения «профессоров» и «студентов» с другой, должны быть устранены в Новом Университете, или вернее, он должен будет их преодолеть. Цель его вовсе не в том, чтобы только переложить знания тех, у кого они есть, в головы тех, кто ими не обладает, и таким образом доставить обществу некоторое число профессионально-обученных специалистов интеллигентского труда. Задача в том, чтобы среди старого общества вырабатывать сознательных и цельных представителей общества нового, людей, которые в полном объеме представляли бы себе гигантское дело преобразования, возложенное на рабочий класс ходом истории, — которые могли бы планомерно создавать культурные формы, подготовляющие это преобразование, организуя необходимые для него социальные силы.

В нынешние университеты принимаются большей частью мальчики, получившие лишь отвлеченную познавательную дрессировку в средних школах и незнакомые с производительным трудом и суровою борьбой жизни, — мальчики, продолжающие жить на чужой счет в ожидание того момента, когда им придется вступить на «самостоятельный» путь, заранее подготовленный и предначертанный их связями в буржуазном обществе. Не для таких человеческих личинок будет предназначаться Новый Университет. В нем должны завершать свою идейную выработку люди уже взрослые по существу, с серьезным опытом в сфере труда и социальной борьбы. В известном — но отнюдь не аристократическом — смысле слова, это будут люди избранные: на деле доказавшие и свою общественную полезность, и стойкую последовательность, и упорное стремление к знанию, побеждающее неблагоприятные условия пролетарской жизни, работники, с бою взявшие свое культурное воспитание. Такие «студенты» будут истинными товарищами своих «профессоров», и в свою очередь их руководителями в выполнении коллективно-творческой задачи.

Каким образом это возможно? — спросит, вероятно, читатель, — и может ли получиться что-нибудь хорошее от взаимного руководства двух сторон? Мне легко разъяснить недоумение, опираясь на факты, хорошо известные мне, и многим другим, конечно, из практического опыта культурной работы.

XXIV

Лет пятнадцать тому назад мне с двумя-тремя товарищами пришлось в одном провинциальном центре обучать рабочую молодежь политической экономии, а также и разным другим наукам. Эти несколько десятков юношей были, в общем, далеко еще не теми избранными, испытанными людьми, которые должны образовать слушательский состав Нового Университета. Тем не менее они не были пассивным материалом для педагогического воздействия, и простая добросовестность требовала бы от нас, тогдашних «учителей», признания что в системе преподавания роль наших «учеников» была в значительной мере руководящей.

Мы приступали к делу с очень небольшими научным багажом и во многом неясными представлениями о тех самых социальных формах и тенденциях, который были основным сюжетом нашего преподавания. Наша неопытность была так велика, что, напр., я лично пытался привести моих слушателей к изложению «Капитала» через «Экономические беседы» Карышева и «Политическую Экономию» Иванюкова, книги, абсолютно не имеющие ничего общего с марксизмом, и вообще абсолютно не пригодные для нашей тогдашней цели. Это и было весьма скоро мне выяснено моими «учениками». Их вопросы и комментарии к тому, что мы вместе читали, убедили меня, что выбранные «пособия» не соответствуют их требованиям, и особенно — самому складу их мышления. Объяснительное чтение быстро превратилось в скучное предисловие, за которым следовали живые беседы, далеко уходившие от затронутых чтением тем, и направлявшие мысль молодого лектора к отысканию других средств и источников. Пришлось поневоле перейти к составлению собственного курса лекций, и в них комбинировать материал в той связи, которая навязывалась вопросами слушателей: соединять, как параллельные звенья одной сложной исторической цепи, явления технические и экономические с вытекающими из них фактами духовной культуры. А затем, запросы «учеников» шли все дальше и дальше, захватывая сложнейшие сюжеты естествознания и философии; лекторы принуждены были сами учиться многому, о чем раньше им казалось достаточным иметь беглые, поверхностные сведения.

Полная невозможность за короткое время передать слушателям фактический материал во всех областях, которые вызывали их живой интерес, вынудила лекторов сосредоточивать содержание своих ответов на методологии тех наук, о которых приходилось давать понятие юным вопрошателям. При этом оказывалось, что их занимает и привлекает всего более не специализированный характер различных методов, а напротив, их взаимная связь, то, что в них находится общего и сходного. Перед нами были какие-то прирожденные монисты, которые требовали от нас — не всегда с успехом, разумеется, — монистических ответов на всевозможные, проклятые и не-проклятые вопросы. Это давало определенное направление работе нашей мысли; а для меня лично это в сильнейшей степени предопределило характер моей последующей философской деятельности.

Но в данном случае, ученики могли дать своим учителям лишь неопределенное и, так сказать, стихийное руководство. Много позже мне пришлось участвовать в культурном предприятии более высокого типа, которое может рассматриваться уже как первый шаг к созданию нового университета — в высшей рабочей школе. Там, конечно, и форма сотрудничества двух сторон была более совершенной.